Живой разговор

Два года
в православном монастыре

Владимир Ручкин - Два года в православном монастыре Там до XIII века поселение было торговое, промышленное городище. Озеро называлось не Чухломское, как сейчас, а Чудское. И то - Чудское, и это - Чудское, племена чуди жили. Там был торговый путь из Ладоги, с севера - в Каспий. А здесь от Волги - Кострома, ответвление по озерам, они там сообщались, закупали пушнину... В общем, какое-то поселение. Потом на этом месте появился монастырь. Сначала церковь построили, пришел Авраамий Городецкий, собрались монахи, как обычно. Все было деревянное. А потом - самые поздние постройки - это XVI - XVII век. В основном, это храм Покрова Пресвятой Богородицы Умиления - это в честь иконы, которая там явилась. Монастырь очень старый. Есть там огороды, братский корпус, озеро внизу - место очень красивое, тишина. Я как туда приехал, честно говоря, обалдел после Москвы, оглох от тишины. Птицы поют, воздух изумительный, чистый. В основном там леса, болота - север.

- Начал я с того, что меня поселили в келью, сначала в общую, одна на пятерых была келья. Ну, это пока послушание. Пришел к батюшке, он уже не так мило меня встретил. Ну вот, говорит, ты приехал - смотри, что у нас тут есть. Чувствую, проблемы, наверно, какие-то. Но поначалу, конечно, не замечается: эйфория, белые стены, церкви, сосны, лиственницы лет под двести стоят огромные, озеро - великолепно все. Сначала послушание обычное, как по традиции: прополка - значит прополка, яму копать - значит, яму копать, и так далее.
- Прежде чем туда поехать, ты ведь сначала в Донской монастырь ходил?
- Да, проконсультировался.
- И тебе сказали, что нужно подальше от Москвы ехать?
- Да, так и было. После этого я написал письмо настоятелю Авраамиево-Городецкого монастыря.
- И что он тебе ответил?
- Он ответил, что, очень хорошо, что вы решили уйти в монастырь, что мир сейчас погряз во зле, что очень многие достойные люди жизнь свою заканчивали в монастыре - слава Богу, в монастыре все есть, есть, где божиться, где жить.
- Это его слова?
- Да, это его письмо. Очень благожелательное. Мне запомнилось: "слава Богу, все есть". То есть, приезжаешь в монастырь, и здесь ты можешь остаться, есть духовное кормление - такими фразами он говорил.
- Этот монастырь был основан в XIV веке?
- Да. Авраамием Городецким. Это один из ближайших учеников Сергия Радонежского. Он основал четыре монастыря, между Галичским озером и Чухломским озером. Этот - последний, который он основал в конце жизни. Здесь же он умер, здесь же и похоронен, здесь находятся его мощи. Они находятся под храмом, их не достают. По легенде, кто-то их пытался достать и ослеп. Поэтому решили их пока не трогать - может, знамение какое будет.
- Что тебя сподвигло уйти в монастырь?
- Духовные искания, поиск Бога. Я понял, что я вырос-то в России. Я по профессии архитектор, и культура мною воспринималась как некий цельный пласт, практически забытый. Который вообще не освоен, лишь чисто внешне освоен был. Прекрасные монастыри, церкви, росписи, иконы - это все внешнее. А в чем глубина? Православная вера - в чем ее глубина? И я решил пойти на такой эксперимент. Думал, что может быть, действительно, я там останусь, найду там то, что долго искал.
- Когда ты ушел в монастырь?
- Два года назад. В апреле 2000 года, 3-го апреля, под Пасху.
- А вернулся из монастыря?
- В первых числах декабря 2002 года.
- Как называют того, кто уходит в монастырь?
- Не знаю... Ушедший в монастырь. Я был в ранге послушника. Там есть ранги для приходящих - трудник...
- "Ушедшие в монастырь XXI-го века"... Волна ушедших в монастырь.
- Волна ушедших в монастырь была в 1995 году, самый пик был в русских монастырях. В нашем монастыре сейчас 12-18 человек, а тогда было до ста. В основном, это интеллигенция.
- Послушники?
- Да. Они потом стриглись в монахи, некоторые - сразу. Послушник и монах - это уже одна стадия: пришел, тебе дают разрешение носить подрясник, четки. Это знак того, что ты насельник монастыря, свой. А трудник - это просто рабочий. Приходит и работает за хлеб, или просто вот захотелось поработать. Можно на время прийти - его кормят, дают место для жилья, помолиться, свои потребности совершить - и уехать. Или остаться трудиться. Разделение это существенное. Тот, кто хочет монашеского подвига, или просто житья в монастыре, называется послушник, монахи - это насельники монастыря, те, которые его населяют.
- Волна была в 95-ом году?
- Да, об этом я знаю по Москве. Вот, допустим, два иеромонаха. Они стали иеромонахами, то есть священниками. Приняли пострижение в монахи, а потом стали священниками. Они были из Москвы, из какого-то даже знаменитого рок-ансамбля - один барабанщик, другой гитарист. Они остались в монастыре, были пострижены. Потом они не поладили и ушли на приход. Один в Подмосковье, вернулся, а другой - где-то в Костромской епархии. Расстригаться назад уже нельзя, как бы. То есть, вообще-то можно, но... Монах много обетов дает, кроме общих еще и личные, и раз ты уже этот порог переступил, то для тебя самого возвращение назад уже, как бы, зачеркивает собственное "я". Нарушение клятвы перед Богом получается.
- 95-й - это был пик?
- Да, тогда был пик, потом волна постепенно спала. Сейчас, может, за исключением Троице-Сергиевой Лавры, Александро-Невской, Псково-Печерского монастыря - это самые мощные монастыри - идет спад. Со ста до 15-12-ти. Восемь человек, два, четыре - везде по монастырям такая картина. Уходят, в основном. На моей памяти, например, очень хорошие ребята, из Москвы, двое. Одного зовут Сергей, он закончил институт, немного поработал в Москве, ушел в этот монастырь, он служил вместе со мной в алтаре. И где-то, примерно, через два года ушел. И второй, Илья - им лет примерно 25-28, этим ребятам.
- А тебе?
- Мне уже 50. Я говорю о молодых людях, в основном. Второй, Илья, тоже - побыл-побыл, и ушел. Но, говорят, он в Оптину Пустынь ушел, в другой монастырь. А вообще - уходят разными путями. Кто-то ушел просто на приход, кто-то поменял монастырь. Но, в общем-то, идет отток из монастырей наших... Первый год мне не до того было, я слишком собой был занят, вживался в ритм жизни. А второй год я начал присматриваться - а где я, собственно, нахожусь, кто со мною рядом? Кто остался, кто приживается? И когда я стал смотреть, а кто, собственно, приживается - у меня стали большие сомнения возникать: а те ли люди там? И даже было у нас такое: разрешили небольшой журнал издавать, и каждый должен был высказать свое мнение. Хотя, в общем-то, это не разрешается в монастырях по традиции - писать письма, газеты выпускать. Но раз было благословение настоятеля… Ему важно было знать, что мы думаем, как друг к другу относимся. И я написал небольшую статью, на тему братской любви - "За что я вас не люблю, братия моя". Ну, и я стал смотреть, кто приживается. Один - хронический алкоголик, монах, 67 лет. Я абсолютно не собираюсь осуждать, просто констатирую. Второй - священник, выпивающий периодически. Третий - молодой священник, и неважно, что он закончил восемь классов - у него винегрет в голове. Он может сказать "Хайль!", любит Гитлера. Говорит, что фашистское движение, Гитлер, Геббельс - это хорошие ребята, то есть он национал-социалист, или кто там, я не знаю. Совмещение таких диких идей с монашеством. И на меня все эти дикие вещи начинали наслаиваться. Второй вариант - есть просто ребята, которым некуда деться. Неважно почему, например, в тюрьме отсидел. Эти все люди там не агрессивны. Но то, что они там прижились - это не мотив поиска веры, не мотив жить в монастыре и быть монахом. Это чисто корыстные мотивы, прости, Господи, что я осуждаю...
- Не столько корыстные мотивы, сколько житейские?
- Да. Это просто люди, которые сумели прижиться в монастыре. Остальные не сумели. Мне рассказывали, что за период жизни в монастыре были некие бунты. Молодые монахи, которых здесь же постригли, стали упрекать настоятеля, что жизнь не так идет, нужно по-другому, более соответствовать канонам монашеским. А каноны существуют, начиная с IV-го века. То есть, отношения между монахами, послушниками и настоятелем монастыря, ответственность за определенные сферы, служба, вообще, что нужно делать. Можно ли водку пить, можно ли в деревню по бабам бегать? Можно ли заниматься накопительством?
- "По бабам" - ты имеешь в виду женщин?
- Ну, да. Только не думайте, что я собираюсь рассказывать о плохом монастыре, или “куда я влип”. Это одна сторона медали. Вторая сторона медали, о которой я сейчас не говорю - это очень важно, и слава тебе, Господи, - что я два года сумел там прожить, и до конца дошел. Из одного пункта в другой я прошел, как через лес, через пустыню. Это другая сторона.
- "Лес”, “пустыня", - ты имеешь в виду внутренний путь?
- Да-да, естественно. Я корежился, искал, находил что-то, ошибался, возвращался. Можно было вернуться назад - пройти два шага, собрать сумку и уехать. Но я определился, что где-то через год я начну разбираться, год мне нужен, чтобы принять окончательное решение - оставаться или не оставаться в монастыре? Например, один монах восемь лет подвизался, потом его постригли, он просто от природы психически нездоров, шизофрения или что-то еще - он может стоять и вдруг что-нибудь такое учудить... Сталкивался с парнишкой, который поначалу вроде нормальный, а потом тоже психическое заболевание - конгломерат какой-то. Внешне никто никого не убивает, конечно. Ну, например, у него была шиза такая - взять и поджечь почему-то вешалку в храме. Начинается пожар, дым - в итоге не загорается ничего, но вот такие эффекты. В лавке мог инсценировать ограбление: деньги на месте, все на месте, но видно, что что-то двигали. Или прибежать со страшными глазами: "Владимир! Бегут, там, за забором!" - якобы бандиты, которые хотят нас поджечь или еще что-то...
- Татары?
- Татары, да, разбойники. И вот полгода - усиленное дежурство: с фонарями ходим, стены освещаем, я не сплю, в келью меня поселяют, я ночью выхожу, с фонариком, записываем номера машин - всеобщая шиза такая. Вот такие люди. И вместе с ними - очень хорошие ребята, но они долго не задерживаются. И тогда я стал обращать внимание на тех людей, с кем я. Нужно же общаться как-то. Нужно на перспективу строить отношения, если ты хочешь быть в монастыре. И я стал думать - в чем вообще смысл жизни этой общей? Встает вопрос настоятеля монастыря и его отношения к братии. Он вышел из низов, из деревни, это были 60-е годы. Потом он приходит в монастырь. В 91-м году было 12 открытых монастырей, а сейчас их около 800. То есть, кадры, вопрос кадров, ставили людей настоятелями монастыря - неважно... Их присылали на 2-3 месяца в Москву, читали им лекции по экономике, по хозяйственной организации, натаскивали их по церковной службе. И ставили. Люди абсолютно случайные. И когда он пришел в монастырь, говорят, что он был очень активный, много построил. Действительно, он обитель выстроил, восстановил храмы, сделал братский корпус - все было разрушено в течение революции и последующих годов - там школа была, было все в развалинах. Сейчас это человек абсолютно уставший, которому ничего не нужно. "Батюшка, зуб болит!” - “Да, ладно, молиться надо..." И вот я прихожу и говорю: "Батюшка, как это - монах, и пьет? Объясните мне, что это такое, у меня мозги поворачиваются”. - “А что я могу сделать? Ну, давай, нового найдем, сядем, и ты мне покажешь...". Хотя за этот период приходило очень много нормальных людей. В чем причина такой усталости - я не понимаю. Небрежное такое отношение - пусть все как-то там вертится, крутится. Фактически, половину времени он проводит в Москве, в Подмосковье - где-то, где есть деньги, добывает деньги на строительство монастыря. Это одна сторона. Потом меня очень сильно перекорежило еще в самом начале. Я же архитектор - и вот меня вызвали и говорят: нужно коттедж построить. Я делаю чертеж, коттедж, двухэтажный. Вот, нужно поехать в Сергиев Посад, проконтролировать там фундамент... Я спрашиваю: "А чей это?" Мне говорят: "Наших". Ну, хорошо, но я знаю, как архитектор, что такой домик обходится в 200-300 тысяч долларов, или даже больше. У меня мозги заворачиваются, я спрашиваю: "Отче, скажи мне, ну хотя бы - как это воспринимать? Ну, подойдут, спросят меня - для кого ты делаешь, ну и вообще мне самому как это принимать?” - “Это надо правильно принимать. В конце концов, нужно же где-то головку приклонить". Эта вся муть, внешняя, она настолько отталкивает тех, кто приходит... Корысть очень сильная сейчас царит в монастырях, очень сильная. Люди, которые там живут - они случайные, или им некуда деться. Куда деться старику, который хронический алкаш, он пьет каждый день? Сегодня "Цитрусовый", завтра "Гвардейский"... одеколон, я имею в виду. Если его выгнать, то все... Еще была такая интересная мысль - коллега один московский, архитектор, у него кличка была "Сергий сумасшедший". Он у нас пробыл там два или три месяца. Он путешествует. То есть, он сначала спился - у него в Москве что-то не заладилось, семья может быть, дети, и он стал путешествовать по монастырям. И вот мы с ним в келье сели, стали разговаривать. Интересная беседа такая была - очень грамотный мужик. Он пил, в Оптиной пустыни лечился от галлюцинаций, его старцы вылечили. На радостях он еще раз запил, теперь уже без галлюцинаций. Интересная беседа, 2 часа мы с ним сидели, довольно-таки напряженная беседа. И, в конце концов, я говорю: "Ну, хорошо, мы с тобой беседуем о высших темах - скажи мне, зачем я сюда пришел?" То, что он мне сказал, меня очень обидело, внутри я обиделся очень. Он говорит: "Ну, зачем ты пришел?" Я говорю: "Стать монахом, обрести ось какую-то духовную. Неважно, что я не воцерковленный был человек. Но вот я пришел в монастырь, где есть все, что для этого нужно якобы..." - "Ну, ты же видишь, что этого нет? Ты же видишь, что ты чужое место занимаешь?" - Я говорю: "Как - чужое место занимаю?" - "А вот все эти люди, которые пришли: бомжи, пьющие люди, человек, у которого с головой не в порядке - он инвалид II-й группы. Ему некуда деться, его по дороге забьют или он под забором погибнет. Ты понимаешь, что ты чужой хлеб ешь? Ты понимаешь, что ты чужую благодать ешь? Их господь сюда привел, потому что им некуда деться. Все. Это их место. Зачем ты здесь?" Это еще один поворот он мне нашел: ЗАЧЕМ Я ЗДЕСЬ? Здоровый мужик, архитектор, то есть ты еще можешь даже лопатой ковыряться и получать за это хлеб.
- Без "духовности" прожить?… Без этой ее формы?
- Да, без этой формы духовности. А потом мне очень сильно повезло. Там был из Москвы Павел. Он на пенсии. Он одно время очень сильно помогал монастырю, в свое время какая-то фирма у него была своя. Он привозил ковры, оборудование разное, стулья... И тоже хотел... у него дочь вышла замуж, сын женился, он с ними разделился каким-то образом и решил там жить. Келью построил на свои деньги. И он оставил там очень хорошую библиотеку. Чисто богословские вещи, начиная с IV-го века: "Добротолюбие", "Христианская энциклопедия" - в общем-то, на уровне академии. Я попал в эту келью, где были эти книги. И в это время я начал осмысливать, а что есть христианство, откуда оно пошло, что за отцы, что происходило? Так уж ли все было благодатно, так уж все было в этих лучах? Как почитаешь жития святых - такая благодать. Все это - страшные вещи, в общем-то. Становление христианства как такового, как государственной церкви, становление христианства как религии, это все происходило не так гладко, как мы думаем. Один из фактов говорит, что на протяжении этих всех Семи Вселенских соборов, где боролись с ересями, людей погибло в стычках гораздо больше, чем в войнах всего человечества. Только в пределах христианской конфессии. А подвигло меня то, что во время трапезы читаются жития святых. Допустим, жития тавенских монахов. Тавенские монахи - это первые монашеские обители в Египте. Они уходили в пустыню и там жили. Когда читаешь жития, просто слезы льются из глаз. Братья, единение, любовь между ними, воздыхания и слезы. Они помогают себе, они помогают младшим идти по пути духовного развития. Они помогают людям страждущим. Они раздают милостыню, все, что к ним приносят... И Школа Неоплатоников, Александрийская школа. Там женщина, которую потом католики признали святой. Погибла она при следующих обстоятельствах. Она преподавала в Школе Неоплатоников. Была великолепным полемистом, чем и досаждала христианским богословам. И на какой-то стадии ее не забыл епископ. И все это заканчивается тем, что ее убивают. Ее выслеживают те же самые тавенские монахи, большая группа. Они ее убивают, сдирают с ее костей мясо - ну, то есть еще акт надругательства. Хотя, в принципе, в этом нет ничего странного. Бывало так, бывало этак. Чего нам пугаться?... И я просто стал внимательно присматриваться - что же дает сама религия человеку? После того как я перелопатил все это, в доступных мне пределах, все-таки я институт закончил, умею обращаться с книгами - я не просто читал одну, вторую, третью, как роман. Я по каким-то направлениям. Мелкие факты заставляют тему глубоко разрабатывать. Для себя лично. Что же происходило - воздыхания и слезы в книге, а в натуре совсем другое? Как религия становилась? В чем был смысл становления? Как она на Руси появилась? В чем был смысл этого религиозного движения? В чем была взаимосвязь государства и церкви, во что это вылилось? Сейчас то, что издают и говорят - это официальная версия принятия христианства. Приняли и все хорошо. Да, - говорят, - было не так все гладко. А как "не так все гладко"? Записки епископа, который потом принял схиму, лица воцерковленного, жившего в монастырях. Он просто приводит факты: в России до ХIХ века были монастыри-тюрьмы. Один из них - Суздальский. Причины, по которым люди попадали в эти монастыри: вот, появляется сын купца в средней полосе. У него есть деньги. Он решает помогать людям. Почитав Евангелие. Он покупает Евангелие, раздает. Он раздает милостыню - все деньги, которые у него есть, он раздает. Т.е. он ведет христианский образ жизни. Это каким-то боком вступает в конфликт с местным епископом. Тот пишет уряднику. Тогда такая система была. Урядник идет, смотрит, пишет: "Ничего предосудительного не замечаю". Епископ ему: "Вы что, не верите епископу?". И человек в тюрьме, в монастыре до конца своей жизни. Он там сходит с ума. Вот такие факты.
- Действительно. Царских жен ссылали в монастырь. Это ж не просто...
- Да, это не просто так. Это тюрьма. Кельи - это тюрьмы. Солдаты ходят. Знаменитый монах Авель, которого считают прорицателем, который предсказал смерть Екатерины II - день и час, судьбу Павла, судьбу Александра I и судьбу последнего императора, - он лет 20 провел в таких тюрьмах. Самое страшное то, что там находились простые люди, которые решили жить так, как они считали нужным, почитав Евангелие. Были старообрядцы, были раскольники. То есть это была система. И самое страшное, что в 17-м году, когда случилась революция, фактически весь народ отвернулся от церкви. Вот такой парадокс. В отличие от католиков, скажем - когда приходили большевики, вся паства, люди, они охватывали несколькими кольцами, толпа становилась внутри храма, снаружи, они ложились, они не пускали никого, они были готовы к тому, чтобы их убивали. Здесь же - приходили, грабили, убивали, народ этому помогал. Такой резкий перепад - что же произошло? Тысяча лет христианства на Руси и вдруг народ ушел от церкви? Народ воцерковленный, с детских лет крещен, приобщался, без Бога не жил и вдруг раз и оказалось?... Где же вера, все-таки? И то, что сейчас происходит возрождение церкви - дай Бог, чтоб это здорово было. Настоящее возрождение духовное, оно или начнется лет через 100, потому что сейчас, первый всплеск - это был первый интерес, когда много людей пришли в монастыри. Отток начался, наверное, по той же причине, почему, скажем, было, порушение веры - революция и все. Никто не хотел страдать за веру как первые христиане. Были единицы, да. Священники скрывались, священников убивали. Но абсолютное равнодушие - основная масса. В отличие, скажем, от католиков. Сейчас - я не знаю. Говорят, по статистике, 80% людей в России называют себя верующими. Но, если честно сказать, то это не так, наверное. Верующий - это христианин, который приходит в церковь, исповедуется, причащается, т.е. он - воцерковлен. Таких где-то 4%. Это не мое мнение, это мнение нашего знаменитого дьякона Кураева - есть такой полемист, богослов. Ну, это вот такая внешняя сторона. Или это другой вариант. Как говорил Наполеон, если не ошибаюсь, история повторяется дважды: один раз как трагедия, а это действительно была трагедия церкви, по многим причинам...
- Это Маркс сказал: "один раз в виде трагедии, другой раз в виде фарса".
- В 17-м году - это была трагедия русской церкви - трагедия в том, что она физически была уничтожена и трагедия в том, что народ отвернулся от церкви, ушел. А сейчас - это возрождение чисто физическое идет, но это мне напоминает фарс. Я не могу себя обманывать. Первое время, когда я был в монастыре, я пытался смотреть на всех и делать то, что все делают. Да, церковь - церковь, да, послушание - послушание. Потом я сказал себе: "Зачем ты лжешь себе? С этого начинается внутренняя ложь. Она присутствует вот в этой жизни, которая сейчас есть". Я не хочу говорить, что так и в других монастырях. В каких-то - что-то по-другому. Но основная масса живет вот так. Внутренняя ложь. Внутренняя ложь мне противна. Я могу солгать внешне: "Извините, у меня нет денег", не дать милостыню или еще что-нибудь. Но самому себе лгать - значит самого себя губить. Это была отправная точка, когда я стал думать и рассуждать.
- А сейчас?
- Сейчас я приехал. Я не решался принять окончательное решение. У моей подруги родственник - священник здесь. Он уже старенький такой. Она созвонилась с ним, мы поехали туда. Я с ним переговорил: не сделал ли я ошибку, что ушел в монастырь? Нужно ли мне там оставаться? Ответ, в общем-то, четкий: "Не корячься. Не стоит сейчас идти в монастырь. Если ты хочешь помогать церкви - работай, живи, есть у тебя лишние деньги - приди в храм, дай деньги, приди в храм - помоги, подмети." Мой внутренний нерешенный вопрос, в общем-то, решился. Я хотел поговорить именно со священником, давно находящимся в церкви. Он не ругал: "Тот такой-то, тот сякой, тот - алкаш". Он просто сказал: "Да, я знаю, я знаю этот монастырь, я там бывал. Я знаю другие монастыри. Хочешь быть воцерковленным человеком - ходи в храм."
- Не в монастырь?
- Мне кажется, что вся эта стройка великая ведется очень интенсивно, огромные деньги затрачиваются. Никто не обращает внимания на то, что люди - как листья на ветру, как-то их крутит. Кто, что, куда - крыша поедет. Так Господь, значит, устроил. Надо что-то, книги надо: "Батюшка дай, книга мне нужна". "Да подожди, да потом. Библиотека закрыта". Так она до сих пор закрыта. Я Библию ждал четыре месяца. Парадокс! Как-то настоятеля упрекнули в том, что он изменяет каноны монастырской жизни, он сказал: "Нечего, не надо думать. И, вообще, даже Библии не надо - молитесь." В принципе - правильно, что монаху нужно - молиться и все. Но это все внешнее такое, отговорки. То есть фактически: газеты не выписываются, телевизор - не положено, приемник - не положено. Не положено все, не полезно.
- Но это так принято.
- В принципе - да. Нет библиотеки, нет книг православных, нет газет православных. В принципе - да, но это речь идет о монахе, который уже на какой-то высокой ступени. То есть он уже пожил в монастыре и ушел в скит на одиночное житие. Вот тогда ничего не надо. Это определенная ступень, когда ничего не надо.
- На любой ступени ничего не надо. И Библию читать - незачем.
- Незачем, да. Вообще, это не полезно оказалось. Потому что, прочитав ее, я взбунтовался.
- Библию! Если б ты на четыре месяца раньше ее прочитал, ты бы на четыре месяца раньше взбунтовался!
- Конечно, эти два года не суетился. А эти внутренние мучения...
- В буддийский монастырь не пойдешь?
- Нет, конечно. Я остановился сейчас в Сергиевом Посаде.